Практическая безопасность. Голая практика эпохи дикого капитализма

Однажды в Лицей заявился бывший аспирант Олега, человек бывалый, изрядно поколесивший по необъятным просторам нашей Родины. Не помню, как его звали, для простоты буду называть его Аспирант. Он рассказал нам, что, странствуя по Камчатке, свел знакомство в пос. Мильково с двумя местными мужиками. Один из них был директором Мильковского областного предприятия коммунального хозяйства, а второй – его главным инженером. Тогда, в советские времена, они крепко выпили, договорились о вечной дружбе и взаимном уважении, после чего Аспирант отбыл в столицу, а мужики остались рулить коммунальным гигантом. Недавно они разыскали его в Москве и предложили совместно приватизировать гостиницу, которая числилась на балансе МОПКаХа (так в народе называли коммунальное предприятие), приносила хронические убытки и тихо разваливалась без ухода. Хозяйственные мужики переживали по этому поводу, но ничего не могли сделать – руки связывали многочисленные регламенты госпредприятия. Вывод актива в частную компанию сулил свободу действий и возможные барыши. Они обратились к Аспиранту, поскольку полагали, что любой москвич живет в самом центре капиталистической активности и все понимает про бизнес. Аспирант не стал их разубеждать, а пришел к нам, чтобы обеспечить передачу собственности в надежные руки...

Мы слушали рассказ Аспиранта с открытыми ртами. В моей голове рисовались заснеженные горы, тайга и бурные реки Камчатки, рубиновые развалы икры и прочие прелести полуострова. Остальные были не лучше. Думаю, что со стороны мы напоминали собаку, сидящую перед дымящейся сарделькой, – схватить горячо, а слюни уже текут. Тем временем Аспирант перешел к сути вопроса. Он предложил нам создать совместное предприятие, в которое все участники внесут посильную лепту. Аспирант – знакомство с камчатскими мужиками, камчатские мужики – гостиницу, Лицей – компьютер + принтер + факс + Ноу-Хау. Мы плохо понимали, что же такого бесценного мы Ноу, и Хау это сакральное Ноу можно использовать. Однако Аспирант был убежден в том, что успешные люди, которые организовали целый Лицей, задорого продали пух в Непале, должны много чего понимать про бизнес. Самое удивительное, что мы тоже так думали. Фраза великого вождя про кухарку, которая может управлять государством, и образ небога, обжигающего горшки, витали в прокуренной комнате…

Первым от грез очнулся Дима Родников. Задумчиво посмотрев на меня, он строго сказал: «Саня, а ведь ты был на Камчатке!». Остальные оживились и загомонили. Объяснять, что был я там один раз, сплавлялся по реке Камчатке, Мильково почти не видел, в гостиницах ничего не смыслю и т.д., было бессмысленно и бесполезно. Камчатка манила и ждала. Я кивнул, и мы перешли к обсуждению тактики захвата полуострова. Идеи били фонтаном. Предлагалось все – от торговли пушниной до медвежьих охот, включая поставки рыбы в Москву, надувных плотов на Камчатку и прочие, не менее увлекательные и не менее идиотские затеи. Когда все устали от разговоров, Дима Родников изрек первую (и единственную) светлую мысль – надо привлечь юриста. Не просто юриста, а Златогорского.

Евгений Витальевич Златогорский был человеком харизматичным. Около 60, высокий, очень уверенный в себе мужчина. Вальяжный, стильный седой красавец, с прекрасно поставленной дикцией, одно слово – барин. Он был везде своим, с любым собеседником переходил на «ты» после 3-х минут разговора. Мог открыть любую дверь в любом учреждении и зайти. Охрана и секретарши, кидавшиеся, чтобы спустить его с лестницы, заставали Евгения Витальевича за дружеским разговором с хозяином кабинета. Через полчаса они уже несли в кабинет чай, коньяк, бутерброды и почтительно ожидали, что последует за легкой алкогольной разминкой…

Под его руководством мы стремительно зарегистрировали ТОО с гордым названием МосКам (Москва–Камчатка). В состав учредителей вошли Лицей, два Сереги (камчатские мужики) и Аспирант. Я был назначен генеральным директором ТОО, начались суровые трудовые будни.

Златогорский сказал, что не пустит меня на Камчатку, пока я не усвою азы правильного поведения в незнакомой обстановке.

– Ты думаешь, что ты – директор? – строго спросил он меня.

Я гордо кивнул.

– И с чего ты начнешь? – последовал новый вопрос.

Я начал развернуто и невнятно излагать свои соображения про состояние здания, которого ни разу не видел, персонал, общие идеи про развитие бизнеса (пушнина, охоты и пр.). Златогорский слушал, раскачиваясь на стуле. Ему было скучно. Когда я иссяк, он навалился грудью на стол и сказал: «Слушай сюда, мальчик. Ты – не директор. Ты еле-еле поц! И тебе очень повезет, если с таким подходом к вопросу ты вернешься домой живым и без увечий». С этой оптимистической ноты началось мое обучение.

Теоретические риски, модель угроз

Евгений Витальевич нарисовал стройную картинку, которая, надо отдать ему должное, не потеряла актуальности и по сей день. По его словам, главных опасностей было три, я приведу авторскую терминологию.

1. Наезд по беспределу. Эту опасность представляли собой отморозки, которых хватало в веселые 90-е. Крепкие парни в тренировочных штанах живенько и доступно объясняли, почему с ними нужно делиться.
2. Угондошат по-белому. Такая угроза исходила от легальных надзорных, регулирующих и правоохранительных органов. Суть угрозы понятна: если буквально исполнять все требования перечисленных структур, работать станет невозможно, и МосКам умрет в зародыше.
3. Развод с подставой. Эта тема в 90-е только зарождалась на просторах России, но Златогорский считал ее реальной угрозой. Суть риска в следующем: фигуранты 2-го риска легальными способами создают проблему, а аффилированные с ними фигуранты 1-го риска предлагают порешать ее за деньги. В процессе решения (неожиданно) возникает следующая проблема, и все повторяется, пока не кончатся деньги.

Выслушав этот текст, я задумался и спросил:

– Так что же делать?

Евгений Витальевич заулыбался, переспросил:

– Что делать?

И сам себе ответил:

– Слушать. Запоминать. Учиться. Разговаривать.

Стратегия и тактика защиты.

– Пойми, Саня, – говорил Златогорский. – Камчатка – это жопа мира. Там и раньше советской власти не было, а теперь никакой нет. Но есть люди. И с этими людьми тебе жить и работать. А люди любят, когда к ним с уважением… Выпить, закусить, поговорить с умным человеком хочется каждому. Вернее каждому хочется самому поговорить, а умный чтоб слушал. Поэтому первое, что ты сделаешь, прибыв на место, – это презентация! Чтоб стол ломился, водка потела, шампанское пенилось, музыканты наяривали. Пригласишь всех: главу администрации, прокурора, начальника ментовки, главного пожарника, санинспектора, налоговую, главврача, технадзор, пару-тройку местных барыг, бандитов обязательно, начальника почты, завзаготконторы, директора торга – короче всех. И чтоб ни один на своих ногах не ушел! Сам держись, жри масло, не напивайся, слушай. Запоминай. Потом расскажешь, как прошло.

Всю неделю до самого отъезда Златогорский учил меня слушать и разговаривать. Я твердо усвоил главную мысль – все проблемы и угрозы исходят от людей. И решают их тоже люди.

Амбула

В середине марта подготовка была закончена. Мы (Олег Молодых, Ленька Королев и я) выдвинулись в аэропорт, нагруженные рюкзаками с компьютером, принтером, факсом, обремененные загадочным Ноу-Хау. После 9-часового перелета в Петропавловск-Камчатский мы пересели на маленький АН-2 и еще через час бойко плюхнулись на укатанную снежную полосу в Мильково. Нас встретили камчатские мужики (два Сереги) и повезли показывать феодальные владения.

С воздуха Мильково выглядит так:

Небольшой поселок с населением около 8000 человек, включая окрестности. Панельные пятиэтажки причудливо перемешаны с частными домиками. Здание администрации, два кафе, пяток магазинов, два десятка ларьков и, конечно же, гордость и краса района – гостиница «Долина» с рестораном и кафе-кулинарией при ней.

Это свежая фотография, из сети. Ничего не изменилось за прошедшие 25 лет, разве что антенн на крыше прибавилось. С правой стороны – вход в гостиницу, левая дверь – ресторан, белая правее – кафе и кулинария.

На Камчатке всего одна основная дорога, других нет. Проходит она с юга, из Петропавловска, на север, через Мильково. Собственно, тогда это трудно было назвать дорогой. Грунтовка, присыпанная тончайшей, как пудра, бурой пылью, которая летом повисала шлейфом метров в 200 за каждой машиной. И прекрасный зимник с ноября по апрель. В октябре и апреле дорогу развозило так, что движение почти замирало. Мильково очень удачно расположено – на расстоянии дневного перегона от Петропавловска. Поэтому в «Долине» в основном ночевали водители фур, следующих из Петропавловска на север полуострова: в Эссо, Тигиль, Палану, Оссору. Все это рассказали два Сереги по дороге из аэропорта.

Мы заселились в обкомовский номер с двумя спальнями и гостиной, с буфетом и хрусталем. Протерли хрусталь, разлили и сели обсуждать план кампании. Олег выудил из рюкзака пишущую машинку и пачку открыток для приглашений на презентацию, Ленька изучал баланс МосКама, на котором чудесным образом уже отразился ценный актив, а я расспрашивал Серег про персонажей из списка Златогорского. Ближе к вечеру в номере стало нечем дышать – облака табачного дыма вытеснили весь воздух, попытка открыть окно не увенчалась успехом – рама намертво примерзла к подоконнику. Мы пошли ужинать, оставив дверь открытой. Весть о прибытии в поселок московских бизнесмЭнов мгновенно облетела Мильково. Все заинтересованные лица заняли места в зрительном зале. Ресторан был полон. Оркестр шпарил «Ксюшу в юбочке из плюша», «стюардессу по имени Жанна» и еще что-то со слезой и надрывом. Народ бойко чокался местной водкой и бочковым коньяком изумрудно-зеленого цвета с привкусом горелой резины. Из еды присутствовали нерка и чавыча во всех видах, унылые зеленоватые котлетки в тон коньяку, пельмени, папоротник, грибы и прочие дары леса. Нас разглядывали со всех сторон. Через литр-полтора обстановка стала непринужденной, вечер перестал быть официально-томным, и потянулись первые ласточки – познакомиться, пообщаться. Практически все персоны по списку были в зале, им вручили свежеотпечатанные приглашения и договорились о презентации в ближайшую субботу…

Три последующих дня ушли на встречи и формальные представления. В официальные инстанции типа налоговой мы ходили сами, лидеров местного бизнеса и бандитов принимали у себя в обкомовском. Вечером ужинали в ресторане и готовились к эпохальному событию. Наконец настала суббота, и грянула Она!

Презентация

Днем возле гостиницы меня кто-то окликнул. Я обернулся. Человек сидел на корточках возле снегохода с гружеными нартами. Когда я остановился, он пружинисто поднялся, стремительно и плавно, как ртуть, переместился ко мне и протянул руку.

– Юра, – сказал он. – Пономарев. Охотник.

И улыбнулся, сверкнув ослепительно-белыми зубами. Невысокий, жилистый, заросший по самые глаза рыжей бородой, Юра никак не вписывался в мильковский бизнес-стандарт успешного человека. Вместо китайского пуховика, унтов и соболиной шапки на нем была расшитая бисером оленья малица мехом наружу, штаны из сыромятной кожи и мягкие ненецкие торбаса. Но главное – зубы! В Мильково все серьезные люди во рту носили золото. Много золота. Оно и понятно… Во-первых, это красиво. Во-вторых, богато и статусно. В-третьих, других зубов в наличии не было.

Юра, заметив мое удивление, с ухмылкой сказал:

– В Анкоридже вставлял – не люблю дешевку.

Я понял, что передо мной человек непростой и бывалый. А Юра продолжил:

– Вообще-то я по делу, но вижу, тебе сегодня не до меня. Праздник серьезный – весь поселок третий день гудит. Завтра зайду, к вечеру, когда в чувство придешь. А это тебе к празднику: угости народ свеженьким, а то от Райкиных котлет мухи дохнут!

С этими словами Юра откинул брезентовый полог с нарт. В санях лежала ободранная половина лосиной туши и внушительного вида ружье. Таких я еще не видел – ни лосей, ни ружей. Заметив мой восхищенный взгляд, Юра сказал:

– Это «Голанд», слыхал? 8-й калибр. Старенький, но надежный – ни разу не подводил. Те, кто увлекается оружием и охотой, уже поняли, о чем я говорю. Тяжелое – около 7 кг, с ободранным прикладом и затертым воронением, но ухоженное, лоснящееся от смазки ружье выглядело примерно так:

А вот и патрон 8-го калибра, чтобы был понятен масштаб:

Пообсуждав с полчаса особенности стрельбы из крупных калибров, мы отволокли тушу в ресторан. Юра выдал пошаговую инструкцию поварихе Раисе, как именно следует навертеть котлет, чтоб были сочными и мягкими. Раиса, огромная, рубенсовских габаритов, громогласная женщина, стояла по стойке смирно, возвышаясь над Юрой на полторы головы, и послушно шевелила губами, повторяя инструкции. Стало ясно, что Пономарев в поселке в большом авторитете. Потом он уехал, я проверил готовность блюд и напитков и пошел побриться и переодеться к празднику.

К 19:00 начали собираться гости.

На небольшой эстраде запойный гитарист Сашка Васин, не приходя в сознание, наяривал «Ксюшу», «Жанну», «Белые розы», «Девушку в автомате», «Пропадаю я» и другие нетленные хиты 90-х. Время от времени он останавливался, глаза становились осмысленными. Сашка шевелил пальцами правой руки, пытаясь нащупать отсутствующие купюры, и ревел в микрофон: «Не вижу денег! Где бабки??? Бабки в руки, будут звуки!» Его жена, певица Галя Васина, со вздохом давала ему подзатыльник и удивительно красивым низким голосом провозглашала тост: «За процветание МосКама!». Сашка ронял голову на грудь и лабал очередную нетленку. Народ живо веселился, выпивал, закусывал, отплясывал как в последний раз. Весть о подаренном лосе уже обошла все столы, котлеты были хороши и шли на ура. В разгар веселья ко мне подсел прокурор района Валера. Похвалил за праздник, назвал конкретным мужиком и посоветовал быть ближе к народу. Потом мы выпивали с Верой, красивой камчадалкой с обворожительно-золотой улыбкой, оказавшейся начальницей налоговой. За ней последовали представитель криминала Сашка Митин, начальник милиции Витя, пожарник Серега, муж гардеробщицы Паша и многие другие не менее яркие персонажи.

К часу ночи веселье пошло на убыль. Сашка Васин рухнул там, где стоял, как сраженный пулей солдат на посту, – около стойки с микрофоном. Галя, привычная к таким финалам, напяливала на него тулуп и шапку. Мы выпивали на посошок с расходящимися гостями. Последнее, что я помню: мы с Валерой, обнявшись, с большим чувством, без признаков слуха и голоса, красиво и громко поем «Он уехал прочь на ночной электричке…» Наверное, это было чудовищно, зато искренне и от души...

Проснулся я в незнакомой комнате с низким дощатым потолком. Голова разламывалась. За стенкой пел чайник и что-то скворчало на сковородке. В дверь заглянул Валера и радостно заорал: «Очнулся наконец! Пошли завтракать – яичница стынет».

За завтраком выяснилось, что муж гардеробщицы Паша вчера тихо уснул в предбаннике гостиницы, предварительно задвинув засов на двери. Валера понял, что в номер нам не попасть и притащил меня к себе, чтоб не замерз на улице. Несмотря на март, ночами подмораживало до –35 °С.

– Хорошо погуляли, – сказал Валера, – теперь у вас пойдет дело!

И дело действительно пошло. Выручка от гостиницы, за вычетом расходов на зарплату 12 горничных, директора, завхоза и прачки, приносила в пересчете на доллар 500–700 уёв ежемесячно. Еще немного получалось от аренды ресторана, кулинарии и парикмахерской. Даже получалось выкраивать небольшие суммы на ремонт окон, дверей и протекавшей крыши. Освобожденная от гнета коммунального предприятия «Долина» расцвела и похорошела.

Я часто летал в Мильково, общался с местным бомондом, проверял кассу, решал мелкие административные вопросы и возвращался в Москву с огромным рюкзаком, забитым рыбой, икрой и экзотическими консервами типа рагу из лососевых и трубача в собственном соку. Два Сереги надежно прикрывали коммунальные тылы, в гостинице почти постоянно была горячая вода, чем мы несказанно гордились.

Мы подружились с Юрой Пономаревым, регулярно ездили на его заимку. Владение представляло собой остров на реке Камчатке площадью гектаров в 300.

Приватизированный в мутный период раздачи государевых земель остров заменял Юре квартиру, в нашем понимании этого слова. Пономарев был прирожденным охотником: он читал тайгу, как открытую книгу с картинками, а со зверями общался легче и мягче, чем с людьми. В памятный день презентации он приехал ко мне, чтобы занять 500 долларов для закупки двух пар маралов в Приморье с целью их акклиматизации и разведения на своем острове. Я запросил «добро» у Родникова, получил его и выдал кредит. Юра заказал маралов и начал строить для них загон на острове. Вечерами мы сидели в его беседке на стрелке Камчатки, там, где она разбивается на два рукава, обтекая остров, и травили байки под настойку на корнях иван-чая. Идиллически расслабленная и полная простых радостей жизнь продолжалась недолго. Первое «ТЫДЫНЦ» прозвучало в августе. Пришли счета за прошедший сезон за отопление и горячую воду, которой мы так гордились.

Увидев фантастические цифры, я понял, что имеет место риск номер 2. Я кинулся к Валере, с которым мы тоже дружили. Валера успокоил меня, сказав: «Саня, да выкинь ты их нах и не парься. Они всем присылают. Никто не платит. Таких денег просто не бывает в природе. Забудь. Теплосеть накатает жалобу Вите. Витя тебя уважает – ты мужик конкретный, поэтому ничего делать не будет. Тогда они накатают жалобу мне. На Витю, что он ничего не делает. Все. На этом закончится, я спущу бумагу в сортир. Через год долги спишут как невозвратные и пойдут считать по-новой». Я немного расслабился, мы договорились на выходные поехать к Юре и расстались, довольные друг другом.

Через несколько дней я собрался в Москву. Вечером накануне вылета ко мне в дверь забарабанил муж гардеробщицы Паша в страшном смятении.

– Там! Вас! Зовут. Не ходите туда – убьют, лучше через заднюю дверь! – бормотал Паша.

Нетрудно было догадаться, что имеет место сценарий, описанный Златогорским как риск номер 1. Выглянув в окно, я увидел два вездехода «Ниссан-Патрол» с лебедками и «люстрами» на крыше. Вокруг них кучковались колоритные личности в красивых трениках и кожаных куртках. Честно говоря, по складу характера я ни разу не герой, и принятие мученической кончины от рук отморозков в мои планы не входило. Поэтому желание последовать Пашиному совету: выйти через запасной выход и забиться в щель на заднем дворе, – было почти непреодолимым. Уже одевшись и еще раз выглянув в окно, я увидел, как с разных сторон к гостинице тянутся люди. Мильково – маленький поселок, новости разлетаются мгновенно. Слиться сейчас – значит потерять лицо, твердил я себе, как мантру, спускаясь по лестнице. Вот и дверь. Последние шаги на улицу дались с трудом. Вышел. Кто-то сидел на скамейке рядом с дверью, вспыхивали огоньки сигарет на ступеньках ресторана. Я плохо воспринимал окружающий мир, ноги не слушались, все вокруг было как в тумане. Отчетливо я видел только здоровенного амбала в расстегнутой кожанке. За поясом у него торчала потертая рукоятка ТТ, а правая рука вертела раскладной нож-бабочку. Амбал что-то говорил мне, но смысл слов ускользал, как в сильно замедленной записи. Амбал почувствовал, что клиент «плывет» и усилил напор, размахивая бабочкой у меня под носом. Неожиданно картинка в моей голове прояснилась. Я услышал спокойный голос Юры Пономарева.

– А что, парни, – спросил Юра, – посерьезней этой пукалки в штанах у вас ничего не найдется?

Пономарев сидел на скамейке у входа, слегка наклонившись вперед. «Голанд» лежал у него на коленях. В паре шагов за ним стоял его 14-летний сын Петька, опираясь на трехлинейку. На ступеньках сидел Валера, поигрывая СКСом, и еще кто-то – в темноте не было видно. Амбал осекся. Потом снова включил бычку и скороговоркой затарахтел про москвичей, которые обнаглели и распоясались, работают, никому не отстегивают, живут не по понятиям, а это неправильно… «Голанд» на коленях у Юры шевельнулся, неожиданно из ствола вырвался сноп пламени, оглушительный грохот ударил по ушам. С дальнего вездехода снесло «люстру» и кусок крыши. Все замерли. У амбала отвалилась челюсть. Второй выстрел сорвал запаску с задней двери ближнего «Патруля». Юра проводил взглядом кувыркающиеся по траве ошметки резины и куски металла, неспешно переломил ружье, подобрал дымящиеся гильзы, вложил в казенник два новых патрона и вопросительно посмотрел на амбала. Тот все понял. Медленно пятясь, держа на виду руки, громилы загрузились в машины и покинули поле боя. Мы закурили. Подошел Валера.

– Пижоны городские, – сказал он и презрительно сплюнул. – Приехали ежа голой жопой пугать. В Мильково мафии нет и не будет, скажи, Витек? – обратился он к возникшему из ниоткуда начальнику милиции. Витя кивнул, сказал, что количество зарегистрированных стволов в Мильково превышает численность населения, а нерегистрированные никто не считал. Все спокойно курили, травили байки, как будто ничего не произошло, потом разошлись спать. Валера сказал, что подбросит меня утром к самолету. Я долго ворочался – пред глазами стояли сорванная «люстра», кувыркающаяся запаска, а в ушах звучали слова Златогорского: «Запомни, Саня! Только люди могут тебе помочь!». Утром я улетел в Москву.

Златогорский, выслушав рассказ о моих приключениях, философски изрек: «Всему на этом свете приходит ...ц. Я бы на твоем месте туда больше ни ногой…»

Я возразил – ведь все уже рассосалось! Но Златогорский был непреклонен. «Поверь мне, это только начало», – говорил он. Я не поверил. Зима прошла в относительном покое, а в марте возникла ситуация, которую мы не учли в прогнозах. Сменилась администрация края, новая метла прошлась по всем закоулкам, включая Мильково. Первым сняли Валеру. Он собрался на Большую землю, на родину жены, под Воронеж. Прощаясь, долго жал руку, мялся, видно было, что ему неловко. Потом все же сказал: «Поосторожнее с преемником, Саня. Лично не знаком, но наши говорят, говно-человек...»

Следом за Валерой уехала в Усть-Камчатск Вера, получив формальное повышение. До апреля продержался Витя, но и его ушли на пенсию – возраст позволял. Было тревожно. По Милькову ходили странные слухи. Опять всплыли неоплаченные счета за тепло и воду. На Юру Пономарева завели уголовное дело и забили весь почтовый ящик в его мильковской квартире повестками. Юра сидел на заимке безвылазно, чтоб не вручили под расписку. Стало понятно, что Златогорский был прав – пора сваливать.

В последний раз мы с Димой Родниковым полетели в «Долину» в середине мая. Весна случилась ранняя, было жарко. Шеломайник выгнал стебли на двухметровую высоту, сероствольные камчатские березы шумели свежей листвой, в медвяных зарослях иван-чая тяжело ворочались и басовито гудели толстые золотые шмели. Камчатка прощалась с нами.

Последнее собрание акционеров вышло невеселым. Договорились, что Сереги все косяки МосКама валят на москвичей – до Москвы далеко, никто разбираться не будет, а им еще жить и работать в Мильково. Мы съездили к Юре на заимку, выпили с Серегой-пожарником и улетели в Петропавловск. Дима полагал, раз гостиницу все равно отнимут, надо попытаться ее кому-нибудь продать. Через знакомых разыскали телефон босса корейской ОПГ в городе, созвонились и поехали на встречу.

Стрелка состоялась на задворках высокопонтового корейского ресторана. Нас встретили плечистые татуированные парни азиатского вида и, тщательно охлопав на предмет оружия, отвели к боссу. Толстый кореец задумчиво потягивал зеленый чай, кося под Будду. Нам чаю не предложили. Выждав пару минут, Будда заговорил:

– Развитие отельной сети на полуострове входит в сферу бизнес-интересов нашей группы, – именно так сформулировал предмет разговора этот засранец – видимо, долго готовился и заучивал правильные слова.

Дима оживился – сферы бизнес-интересов совпали. Как только были озвучены подробности, всю буддистскую невозмутимость корейца как рукой сняло. Босс сбледнул, не к месту сказал слово на «б» и спросил, говорили ли мы кому-нибудь, что идем к нему на переговоры. Услышав отрицательный ответ, расслабился и дружески посоветовал забыть про «Долину» и валить из города.

– Вы не понимаете, с кем связались, – сказал он напоследок.

Мы, и правда, не понимали, но совет восприняли. Заскочили на рынок, купили чавычи и успели на ближайший рейс.

Примерно через полгода в Лицей пришло грозное письмо от администрации края. Нам сообщили, что своими деяниями мы нанесли невосполнимый урон экономике полуострова. В качестве частичной компенсации решением главы администрации «Долина» изымается из собственности МосКама и передается в собственность приближенной к администрации компании, название уже не помню. Юридические термины «изымается» и «передается» не смог объяснить даже ушлый Златогорский…

Юра Пономарев приезжал ко мне в конце 1994-го. Рассказал про свое УД, из-за которого его бомбили повестками. Проблема возникла из-за «Голанда». Напуганные отморозки вернулись в Петропавловск ни с чем. Провал операции объяснили старшему, авторитету по кличке Талон, чудо-пушкой, стреляющей прямо с колен. Талон навел справки и понял, что Юрин «Голанд» на оружейном аукционе Анкориджа легко потянет на пару сотен килобаксов. Он стукнул ментам, те завели дело по 222-й, ч. 4, с целью изъятия и последующей реализации ствола. Менты даже добрались к нему на остров, с обыском. Однако обыскать три сотни гектаров тайги оказалось им не под силу. На острове мирно жили два медвежьих семейства. Юра объяснил ментам, что если еще раз увидит их, влепит заряд птичьей дроби под задницу самому крупному зверю.

– Вот ему свой ордер и предъявите, – закончил разговор Юра. – Жаль, что с грамотой у него как-то не очень…

Менты отбыли в печали, намекнув Юре, что проблему можно решить миром, добровольно сдав оружие и занеся немного зелени за закрытие дела их начальству через Талона.

Весной 1994-го Талона закономерно грохнули в разборке с конкурирующей группировкой, а Юрино дело закрыли за отсутствием состава преступления. Как вы уже поняли, в этой истории отчетливо прослеживается сценарий риска 3 – развод с подставой.

На этом наша камчатская одиссея закончилась. Теоретические сценарии рисков реализовались на практике, все участники событий, кроме Талона, остались живы, ни одно животное, кроме лося, не пострадало.